Роботизация Гоморры

Технико-фантастический рассказ

Технико-фантастический рассказ с научными формулами, столкновением космических тел, с двумя неравными браками и одним великим столпотворением, во время которого была пролита кровь, однако же не совсем настоящая.

Планета была не хуже и не лучше, чем всякая другая в Галактике. На Гоморре сначала думали, что она плоская и всем правит некое Божество; потом, с развитием знаний, стали утешать себя тем, что гоморряне — единственная разумная жизнь в системе.

Имелись, конечно, свои особенности: радиоволны были видимыми. То ли устройство глаз гоморрян, то ли состав атмосферы был тому причиной, но всякий выход в эфир сопровождался появлением голубоватых полупрозрачных зигзагов, которые расползались, как змеи, по всему шару.

Явление создавало известные неудобства. Огненные синусоиды перечеркивали красивый пейзаж и вторгались в интимную жизнь. Гоморряне стали нервными.

Вместо газет здесь пользовались микроприемниками, вмонтированными в одежду. Вмонтированные — не то слово. Микроприемник был органической частью материала, как, например, ее цвет или форма. Любая пара белья служила микроприемником. Только совершенно голый гоморрянин не мог быть проинформирован о текущих событиях.

Изобретатель такого способа оповещения хитроумнейший Накой думал этим объединить население Гоморры в один целостный организм. Однако на деле случилось иначе: завидев голубоватую синусоиду, пущенную в его направлении, перенасыщенный информацией гоморрянин выключал свой прибор. Для этого достаточно было надорвать материю в любом месте. Если потом прореху зашить или даже искусно заклеить, прием все равно не восстанавливался. Надо было покупать новую пару белья, или тунику, или шляпу. Одетых с иголочки становилось все меньше. Гоморряне оказывались самыми разобщенными и одинокими существами в системе.

К тому времени, о котором пойдет речь в нашем рассказе, население Гоморры оповещалось по способу самых далеких предков: Глашатай, проникая в дом, ударял жителя пластмассовой палкой по голове и под расписку сообщал ему новость. Этот кустарный способ был вполне приемлем, ибо с недавних пор, в результате неосмотрительных опытов по сдерживанию прироста населения, число гоморрян на планете сократилось до трехсот тысяч.

Все население перекочевывало в один из благоустроенных городов на экваторе. Тогда же, как побочный продукт вышеупомянутых опытов, произошло поголовное облысение мужской половины великого народа. Брови и ресницы также оказались привилегией прекрасного пола.

Вообще в цивилизации гоморрян с какого-то времени обнаружилась пренеприятнейшая закономерность: получалось, что любая попытка улучшить положение дел только ухудшала его. «Чем лучше, тем хуже»,— так определили болезнь философы Гоморры. Природу явления старались постичь известнейшие химики и психологи. Сотни анализаторов день и ночь мигали своими лампочками.

Применив земную терминологию, можно будет сказать, что общество гоморрян было организовано на принципах технократии. Но расскажем все по порядку. Неожиданный оборот, который приняли события на этой планете, заслуживает самого пристального внимания.

На Гоморре — в который уже раз! — возникло некое возбуждение. Оно ширилось и нарастало. Это было заметно по обилию синусоид, исчеркавших планету по всем направлениям.

Изобретатель Накой тревожно заерзал под своим покрывалом. Его молоденькая жена Эо тоже проснулась. Так и есть: входная дверь медленно уползла в стену. На пороге появился Глашатай.

Женщин на Гоморре к решению дел не привлекали. Поэтому Глашатай обрушил удар на голову одного лишь Накоя. Сила удара законом не оговаривалась, так что Глашатаи позволяли себе иногда больше того, что было необходимо.

Очнувшись от обморока. Накой услыхал слова приказа:

— Всем гоморрянам явиться на площадь Большого Согласия в ноль-ноль часов и минут. Обнародуется проект Золотого Века.

Накой протянул руку и прижал указательный палец к свитку, покрытому особой пастой. Глашатай исчез.

Обняв на прощанье жену, Накой встал на самокат и заскользил по улице. Поверхность Гоморры давно уже была покрыта пластмассовой скорлупой, с вырезами для озер, оранжерей и садов. Самокат представлял собой квадрат такой же пластмассы с рукояткой: трение нижней, рабочей части было сведено к минимуму, а движение осуществлялось в магнитных полях электрокабелей, проложенных под пластмассовой коркой во всех направлениях. (Магнитные поля, так же как и радиоволны, гоморрянами свободно различались в виде светящихся криволинейных поверхностей.) Недавние сверхзвуковые магнитолеты исчезли вслед за сокращением обжитого пространства. На смену им пришел самокат — прогресс явно попятился. Озадаченные технократы Гоморры ничего не могли поделать.

У входа на площадь Большого Согласия возвышалась целая гора новеньких, только со склада, разноцветных туник с микроприемниками. Ввиду важности события и в целях поголовного охвата два Глашатая выдавали прибывающим гоморрянам полноценную деталь туалета бесплатно.

Вскоре площадь Согласия шелестела от бесчисленных туник. На фиолетовом звездном небе дымчато засветилось Кольцо Астероидов. Тени на площади, отброшенные прожектором звездного света, пересекались с другими, помягче, образованными светом Кольца; обнаженные черепа, мертвенно-фиолетовые лица и желтые, красные, голубые туники гоморрян производили впечатление какого-то нереального, может быть, потустороннего мира.

Угрон — так звали Старшего Технократа,— невзрачного роста, сухощавый, ступил на площадку подъемника и плавно вознесся на высокую, как обелиск, трибуну. Он был в серебристой тунике. Лицо флюоресцировало. Старший Технократ простер над площадью сухую длань, призывая толпу к безмолвию, и выкрикнул первые слова глухо, с какой-то пластмассой в голосе:

— Жители Гоморры! Наша наука изменила лицо планеты. Но сегодня на этом лице — выражение растерянности. Откуда оно? Половинчатость — вот, по новейшим данным, болезнь, мешающая всем нам познать полноту счастья. Мы придумали тончайшие микроприемники (в этом месте речи изобретатель Накой приосанился), а созвали вас сюда — стыдно подумать! — палкой (Накой погладил шишку на лбу и потупился). Мы открыли способ неограниченной аккумуляции звездного тепла, а многие из вас в холодные месяцы обогреваются дымом. Мы создали, наконец, самонастраивающиеся станки, и вот многие из вас не знают, куда девать свои руки.

Старший Технократ, он же Глава Мозгового Центра, провел ладонью по лбу, как бы удостовериваясь, что главный мозг планеты находится на своем месте, затем нажал кнопку пульверизатора, отчего лицо его на минуту окуталось облаком освежающего тумана, и провозгласил:

— Жители Гоморры! Мозговой Центр выдвигает идею тотальной роботизации!

Угрон смолк. Молчала и площадь. Как трибун, когда главое им уже сказано, Угрон перевел дыхание и закончил речь без выкриков, уже на одной только пластмассе:

— Роботы — вместо нас. Производство одежды и пищи, переработка отходов, кормление наших детей, воспроизводство… Нет-нет, только кормление и уход. Одним словом, на всех работах будет работать робот. Гоморряне займутся исключительно чистой наукой, чистым искусством и этим, как его… спортом. Еще одна мысль: робот, собранный из новейших материалов, практически, можно сказать, бессмертен. Давайте подумаем о наших детях, внуках и правнуках.

Заканчивая речь, Главный Технократ опять перешел на крик:

— Жители Гоморры! Наступает Золотой Век нашей цивилизации! Мы собрались вместе, чтобы принять эту идею или…— Лицо Угрона перестало флюоресцировать…— или отвергнуть.

Он кивнул Спикеру:

— Приступить к референдуму.

Площадь согласно вздохнула. Процедура опроса пошла удивительно быстро. Один из Глашатаев подходил к гоморрянину и принимал оттиск. Свитки закладывались в суммирующую машину. Она имела образцы отпечатков пальцев каждого жителя Гоморры и, сравнивая их, мгновенно выщелкивала результат.

Наконец Спикер подвел итоги референдума.

Главный Технократ стер пот со лба и решительно ступил на подъемник. Когда голова его показалась из-за трибуны, площадь замерла. Вертикальные складки хитона,— серебристое с черным,— отчеркнутые верхним срезом трибуны, придавали сухому старцу монументальность.

— Жители Гоморры! Идея роботизации поддержана всеми живущими на планете в данный момент. Золотой Век начинается!

Гоморряне были гоморрянами не слова, а дела. Они перестали портить одежду, а значит и микроприемники, и в соответствии с первоначальным замыслом были объединены в один целостный организм. Роботизатор Накой был назначен начальником главного сборочного конвейера с подчинением только Мозговому Центру. Поступающие инструкции материализировались в действие. Пока население заготавливало сырье и аккумулировало звездную энергию, Мозговой Центр в спешном порядке разрабатывал будущего робота до мельчайших деталей.

После недолгих дебатов от идеи робота-автомата отказались. Эстетик планеты, эмоциональный Абстрект набросал перед слушателями угнетающую картину: улицы города запружены металлическими брусками и кубами с колесами вместо ног, с множеством ламп, кнопок и рычагов; дети воспитываются на прямых углах и окружностях; не исключены массовые психозы, сопровождаемые бегством населения в пустынные области.

Памятуя о недавней страшной убыли населения, решено было придать роботу внешность гоморрянина. Это обещало не только эстетический, но и психологический эффект: население как бы удвоится.

Главный Технократ подал еще идею: смонтировать роботу пищеварительный аппарат по образу и подобию гоморрянского, чтобы робот питался той же самой озерной водорослью, приправленной синтезированными витаминами. На этом сходство заканчивалось. Желудок робота должен быть как бы сухой батареей, а водоросль, обычная пища гоморрян,— электролитом. Дальше все шло не по белковым, а по электронным схемам. Выработанный ток питал бы мозг, рефлекторную систему и всю кинематику. Таким образом, роботы могли бы питаться в тех же столовых, что и гоморряне. Это упрощало задачу и, по мысли Угрона, сглаживало грань между духовной и механической жизнью.

Решено было также придать роботам бороды, волосы, ресницы и брови, может быть, в смутной попытке как-то восполнить досадную утрату, постигшую гоморрян-мужчин после рокового эксперимента, а главное — напомнить их женам, каковы были некогда их повелители. Кроме этого, борода послужит отличной особой приметой робота. Словом, предприятие продумывалось во всех деталях и сулило грандиозный скачок. Как ни прикидывали, затраты окупали себя очень быстро и во всех направлениях.

Работа шла полным ходом, когда в Мозговой Центр заявился тригонометр Хаосс. Это был чистый теоретик, печальный гений Гоморры, ученый не от мира сего, порою преподносящий обществу формулы, открытие которых всегда оказывалось не ко времени и не к месту. Подобно еще одному чудаку, астроному Галакку, тригонометр жил на отшибе. Его лаборатория в старых развалинах не посещалась глашатаями. Поэтому в недавнем референдуме голос Хаосса не был учтен.

— Ну? Что еще? — нахмурясь, спросил ученого Главный Технократ.

Все десять пальцев на руках Хаосса вибрировали, он мигал голыми веками, надбровья взлетали ко лбу и падали. Случись это несколько раньше, волосы на Хаоссе стояли бы дыбом.

Ученого освежили туманным облаком.

— Говори.

— Я вывел формулу наших прошлых ошибок. Из нее следует, что роботизацию надо остановить.

Трудно было произнести что-нибудь более неуместное. Идея вошла в плоть и кровь членов Мозгового Центра. Но ученых они выслушивали.

— Давай конкретно,— сказал Главный Технократ.

Хаосс развернул свиток и ногтем отчеркнул сакраментальную формулу: О > D (где О означает шар, a D — его сегмент.

— Итак, по формуле, шар больше сегмента.

— Ну и что?

— Минуточку.

Хаосс последовательно повторил ход рассуждений, приведших к открытию. Из формулы вытекало, что мероприятия следует осуществлять в масштабе не шара, а сегмента; тотальность мер прогресса приводила к тому, что неожиданные побочные результаты становились также всеобщими и, следовательно, непоправимыми. Формула Хаосса хорошо объясняла, в частности, случай с облысением гоморрян.

Не в силах противопоставить что-либо логике точных наук, технократы жевали губами, морщили лбы и пристрастно проверяли ход рассуждений Хаосса. Ошибки не было.

В наступившей тягостной тишине раздался голос Угрона:

— Пригласите Главного Интерпретатора. Интерпретатор Подтак, явившись, поклонился и настороженно обвел взглядом собрание. В сущности, его специальностью была софистика, но этот узкий специалист по должности значился философом при Мозговом Центре. По мере развития технократии и терминологии его должность была переименована.

Главный Интерпретатор, вслед за мужами Центра, проследил ход рассуждений Хаосса. На первых порах мрачный, Подтак вдруг сказал: «Хе!» — и хлопнул себя по лбу. Это был проблеск ребячества, удививший мужей Центра. Но Подтак уже взял себя в руки и высказался с присущим ему философским спокойствием:

— Вывод уважаемого коллеги Хаосса о том, что меры надлежит принимать в масштабе не шара, а сегмента, следует признать правильным.— Подтак выдержал паузу.— Но взгляните на этот шар.— Он указал на глобус Гоморры, висящий посреди зала в магнитном поле.— Взгляните: сегодня все население планеты сосредоточено в пределах небольшого сегмента. Не так ли? Следовательно, роботизация проводится нами в масштабе не шара, а сегмента и предложенной формуле не противоречит. Уважаемый коллега, вы удовлетворены такой интерпретацией?

Пристыженный Хаосе торопливо свернул свой свиток. Вздох облегчения был ответом технократов на речь Подтака.

— Благодарим тебя, блистательный философ,— сказал Угрон.— Ты объяснил опрометчивому Хаоссу необходимость всестороннего учета. А ты,— обернулся он к Хаоссу,— в следующий раз доучтешь.— По знаку Главного Технократа один из Глашатаев обрушил удар пластмассовой палки на голый череп Хаосса, призванный охранять его светлый мозг от всех неожиданностей, после чего Хаосе, покачиваясь, со стоном покинул собрание.

Для решения грандиозной задачи в кратчайший срок пришлось, скрепя сердце, привлечь к труду гоморрянок. Их бросили на удвоение сети столовых и питьевых автоматов.

Мужчины между тем заканчивали сооружение конвейерных линий. Специализированные заводы стараниями Накоя также были подготовлены к пуску. Работали как днем, так и при свете Кольца и звездных прожекторов. Пришлось покинуть жилища. Отсыпались тут же, на стройплощадках. Брикетированную озерную водоросль доставляли специально организованные бригады. Завтракали и ужинали всухомятку, спали вдали от жен, мало и жестко. Консультанты-физиологи докладывали в Мозговой Центр об опасности истощения и возможных неожиданностях. И все же Главный Технократ приказал еще больше увеличить скорость. «Отдать все силы, зато потом — отдыхать в полную силу»,— так Угрон сформулировал свою установку.

Настал наконец день, когда с конвейера сошел первый робот. Об его череп, по традиции, разбили бутылку водорослевой водки, тем самым проверив продукцию на прочность.

Роботизатор Накой превзошел самого себя. Кожа у робота была из особого, под цвет кожи гоморрян, пластика, мышцы — тоже; упругость и эластичность материала остроумно использовалась для осуществления целого набора возвратно-поступательных движений рук, ног, шеи и корпуса, что придавало поведению робота естественность. Комиссия приняла робота с оценкой «отлично». Роботизатор Накой фосфоресцировал от гордости. Роботов складывали штабелями и укрывали спецпленкой.

Между тем как сборка роботов шла полным ходом, обычное воспроизводство населения в сложных условиях быта полностью прекратилось. Гоморрянки начали забастовки (неспроста, значит, Мозговой Центр никогда в прошлом не привлекал их к работе!). Однажды у последней площадки конвейера появилась небольшая делегация. Гоморряне были так напуганы дерзостью своих жен, что на минуту перестали работать, отчего несколько роботов сошли с конвейера недоделанными.

Делегатки похихикали, поглаживая пластиковую кожу роботов (так наши женщины ласкают кожу модельной обуви), пропустили пальцы сквозь их дремучие бороды и удалились успокоенные. Очевидно, поняли, что дело идет к концу и скучать им осталось недолго.

Тем временем в здании Мозгового Центра опять увидели знаменитого тригонометра. Почувствовав на себе враждебные взгляды, Хаосс прикрыл было свой свиток полой хитона и попятился, но Главный Технократ жестом ободрил его:

— Выкладывай.

— Мне удалось сформулировать причину наших будущих неудач.

Хаосс развернул свиток. Присутствующие склонились над новой формулой: О ? *

— Это в самом деле что-нибудь означает?

— Это означает, что если в поисках круга вы получили сложную ломаную, оставьте поиски и возвратитесь к окружности.

Угрон пожал плечами.

— То есть как оставить?

— Без сожаления. Даже если вы чувствуете, что еще несколько поправок к поправкам — и ломаная перейдет в окружность. Ибо полученное колесо откажет неизвестно в какой точке.

— Он хочет сказать, что наши роботы сложны для ремонта,— предположил кто-то.

— Почтенный Хаосе! Еще не было случая, чтобы ты со своей формулой явился кстати,— сердито сказал Угрон.

— Но открытие — это всегда некстати,— попробовал пошутить Хаосс.

— Позовите Интерпретатора Подтака.

— Нет-нет,— испугался ученый.— Только не это. Я… я беру свою формулу обратно.— Он сгреб свиток и опрометью выбежал из собрания.

Других инцидентов не было, если не считать нескольких обмороков да еще одного конфузного случая, когда гоморрянин подклеил себе роботову бороду и прическу и пытался улечься в штабель вместе с роботами. Его передали в Мозговой Центр для исследования и принятия мер.

Прекратив забастовку, гоморрянки еще прилежнее взялись за дело. Скоро все было готово. Столовые и питьевые автоматы годились как для роботов, так и для гоморрян. Только лечебные учреждения были разные. Аптека, поликлиника, больница получили дополнительный светящийся текст: «Только для роботов!» или: «Только для гоморрян!» Формально это напоминало дискриминацию в одной довольно странной человеческой цивилизации, но только формально. Если, скажем, робот повреждал ногу или начинал заговариваться, ему, конечно, нужен был не хирург и не психиатр, а, соответственно,— монтер или кибернетик.

Последний по счету собранный робот остался лежать на конвейере. После того, как изнуренные гоморряне разбрелись по своим жилищам, Угрон в присутствии членов Мозгового Центра приступил к акту Великого Воскрешения. Последнему роботу, который все еще лежал на конвейере, ввели между зубов трубку и через пневмодозатор впрыснули порцию разбавленной водоросли. Как только раствор смочил стенки желудка, робот открыл глаза, легко вскочил на ноги и бодрым голосом произнес:

— Я к вашим услугам.

Присутствующие застонали от восторга. Роботизатор Накой, для важности кашлянув, пощупал мускулы у своего детища.

— Воскресить всех! — распорядился Угрон.

Оживший робот с удивительной точностью повторил все манипуляции Накоя, и вот уже три робота суетились возле пневмодозатора. Цепная реакция оживления пошла сама собой. Роботы прибывали в геометрической прогрессии, и вскоре площадь заполнили чубатые и бородатые новоселы. Трудно было отделаться от мысли, что это — самые настоящие, полные сил и жизни разумные существа, а если в толпе и есть роботы, так это сами гоморряне — малоподвижные, с черепами, лишенными волосяного покрова, с тусклыми взглядами и дребезжащими голосами.

Толпа роботов выплеснулась на близлежащие улицы и начала растекаться по городу. Члены Мозгового Центра поспешно отступили и разошлись по домам.

Золотой Век начался.

Проспав подряд трое суток, роботизатор Накой очнулся. Его молоденькая жена Эо спала рядом. Накой игриво прошелся ладонью поверх одеяла и вдруг понял, что хочет есть. Мысленно произнес: «Завтрак в постель».

Тотчас появился бородатый красавец с подносом и бесшумно расставил на низком столике все, что требовалось: водорослевый салат, кашицу, вино из водорослей.

— Эо! — толкнул он жену.— Ты видишь?

Эо неотрывно смотрела на бороду механического слуги.

— Чудо какие волосы! Накой буркнул:

— Пока всё. Робот исчез.

«…А потом отдыхать в полную силу!» Не так ли сказано в последнем послании Центра? Кто-кто, а Главный Роботизатор заслужил свой отдых. Супруги позавтракали и опять с головой забрались под одеяло.

Золотой Век планеты Гоморра продолжался вторую неделю. По улицам сновали одни бородатые, с такими же, как у хозяев, микроприемниками в одежде. Роботы не включали их, несмотря на то, что число радиосигналов возросло до предела и они были буквально нашпигованы информацией и приказами. Голубоватые синусоиды так исчеркали все окружающее, что вытеснили саму атмосферу Гоморры. Но роботов это не раздражало. Роботы на всех планетах не столь уязвимы, как их создатели.

Гоморряне блаженствовали, вкушая плоды великого предприятия. Каждое их желание исполнялось. Как ни странно, никто не спешил заняться спортом, а тем более наукой и чистым искусством. Некоторые начали заметно прослаиваться жиром, чего у сухопарых гоморрян давно уже не наблюдалось. Раздавались требования повысить градусность водорослевой водки и расширить меню.

Роботы проявляли бездну изобретательности. Диковинные, в ладонь, бабочки с огненными холодными крыльями порхали перед окнами, пели птицы, откуда-то сверху, убаюкивая, лилась негромкая музыка. Единственно, что было роботам не под силу, так это восстановить растительность на черепах и лицах своих повелителей,— привилегия, которой сами они пользовались, к явному удовольствию молодых гоморрянок.

Накой одним из первых почувствовал легкое беспокойство. Райская праздность Золотого Века не то чтобы начала приедаться — кружилась голова, и роботизатора слегка подташнивало. Он принял сидячее положение, потер лоб. Пищи на столике не оказалось, хотя он мысленно произнес обычное: «Завтрак в постель». Отчасти, может быть, потому, что Эо была моложе, чем жены других ученых Гоморры, отчасти привлеченный странным шумом, доносившимся снаружи, Накой решился. Он покинул постель и набросил на плечи тунику. Потом отзевался, толкнул дверь и вышел.

Головокружение не проходило. Поэтому он не сразу поверил в реальность страшной картины, похожей на конец света. Вся улица была буквально вымощена распростертыми фигурами роботов. Один сучил согнутыми в коленях ногами, другой тряс кулаком, третий бился затылком о пластмассу мостовой. Многие стонали. Можно было различить то резкие, то глухие, как выдох, выкрики:

— Помогите!

— Почему нас не лечат?

— Неотложку!

Главный Роботизатор обмер. Бородатые корчились в судорогах или, приняв самые неожиданные позы, не двигались вовсе.

— Что с тобой? — спросил он робота, распростертого перед его порогом.

— Нога… Очевидно, разбалансировал сухожилие.

— А ты?

— В груди что-то… Тошнит, не могу есть.

— Башка трещит, раскалывается…

— Конечность. Плечевой сустав.

— Неотложку сюда!

— Почему нас не лечат? Это бесхозяйственность!

— Спасите! Глазное яблоко провернулось… Я слепну!

Подавленный тяжелым предчувствием, Накой, опасливо переступая через поверженных бородачей, направился в Мозговой Центр. Из-за скопления трупов, загромоздивших все перекрестки, пришлось долго плутать переулками.

Главный Технократ принял Накоя, лежа в постели. На столике между закусок возвышались бутылки с наклейками «Три туманности» — марка самого крепкого напитка, который только можно выгнать из водоросли. Жена хозяина с любопытством выглянула из-под одеяла (ожидая, как видно, появления бородача), и Накой про себя отметил, что она еще моложе, чем его Эо.

— Ну-у?

— К-катастрофа.

Выслушав сообщение Накоя, Угрон бросил грустный взгляд на жену, вздохнул и начал приподниматься.

— Созываю Мозговой Центр.

К исходу дня микроприемники подняли гоморрян с обжитых постелей. Мозговой Центр предписывал всему населению срочно занять места у конвейеров, на заводах и лечебных учреждениях с надписью «Только для роботов» по расписанию тотальной роботизации, чтобы в сжатый срок поставить на ноги всю бородатую армию.

Отдохнувшие, но не окрепшие, гоморряне заняли места у станков и конвейеров. Накой разработал методику ремонта. При помощи пневмодозатора сначала водилась пища. Если робот приходил в сознание, его спрашивали, где болит, после чего разбирали и перемонтировывали только поврежденный участок. Если же робот не оживал, тогда приходилось разбирать его до последней гайки, после чего собирали заново или, в случае серьезной травмы, пускали робота на запчасти.

Только теперь Угрон оценил серьезность положения, в котором оказалось население Гоморры. Все наличное время съедал ремонт, и конца ему не предвиделось. Только с конвейера сойдет партия, как подвозят новую. Если бы не помощь роботов, еще оставшихся на ходу, засыпался бы Накой с этим ремонтом.

Мозговой Центр приступил к исследованию причин катастрофы. Только научное изучение причин могло предложить научные пути к их устранению. На Гоморре, как мы уже убедились, к науке испытывали почтение. В докладной записке Главный Роботизатор заявил, что, по-видимому, роковую роль сыграло невысокое качество сборки. Он напомнил инструкции периода роботизации, когда работать приходилось в пожарном порядке, гнать продукцию днем и ночью, в то время как точность сборки в таком деле, как создание гоморрянообразных роботов, должна быть почти фантастической. Из записки Накоя выходило, что во всем виноват сам Мозговой Центр: зачем подгонял?

Однако в Центре вспомнили недавний визит тригонометра Хаосса и его вторую формулу. Ученого разыскали. Он снова, но уже более уверенно, дал свои разъяснения, добавив:

— Когда техническая идея себя изжила, есть выход — подправить старую. Что такое подправить? Это значит: внести поправку, затем подправку к поправке, затем подключить следящие системы и контролирующие устройства, предохранители, стимуляторы, катализаторы, сигнализаторы, счетчики, выключатели и переключатели. Агрегат выходит из строя в силу одной из миллиона причин.

Теперь выходило, что в катастрофе виноват изобретатель Накой, непомерно раздувший конструктивную схему робота. Угрон подумал было о пластмассовой палке, но без Накоя ремонт вообще мог сорваться. Изобретателю было предложено переселиться с женой на территорию Мозгового Центра, чтобы всегда быть под руками,— в качестве не то заключенного ученого, не то ученого заключенного.

Вопрос о причинах катастрофы оставили открытым.

Историки Гоморры вынуждены будут констатировать, что Золотой Век продолжался ровно одиннадцать дней. Дальше началось то, чему уже трудно было подыскать приемлемое определение. В конце концов ценой огромных усилий гоморряне вернули армии бородачей работоспособность, поставив их на ноги. Но чтобы удержать ее на ногах, нужна была другая постоянная армия — из самих гоморрян, включенная в сферу обслуживания. Как ни прикидывали, выходило, что поголовно все население должно было включиться в эту сферу.

Как известно, роботизация съела весь планетный бюджет. Экономные гоморряне помыслить не смели, чтобы огромное оборудование простаивало, вернее, пролеживало бока, загромождая все улицы. Омертвить вложения? Да лучше умереть у конвейера.

Тем временем с бородачами явно творилось что-то неладное. Им ведь тоже досталось: штурмовщина вперемежку с периодами безделья, лихорадочные ремонты, непритершиеся запчасти… Главный Психолог нашел, что они начали разлагаться морально. Это было неожиданно и необъяснимо.

Развалясь, посиживали они в столовых и возле питьевых автоматов, реагируя не на всякий приказ, как раньше, а по выбору. Чуть скрипнет колено — хромали в амбулаторию. Сами же гоморряне питались всухомятку, брикетами из водоросли, и спали не отходя от рабочих мест.

Если выделить главное в ситуации, сложившейся на Гоморре после катастрофы, то обнаружим, что две категории населения поменялись ролями: уже не роботы обслуживали гоморрян, а гоморряне обслуживали своих роботов. Ни ослабить это обслуживание, ни тем более прекратить его не представлялось возможным. Это как если закрыть спиною пробоину в корабле: и отойти нельзя, и держать до бесконечности — тоже не жизнь.

Мозговой Центр заседал днем и ночью.

Выхода не было.

Астроном Галакк одиноко проживал в своей башне-обсерватории в одном из пригородов, покинутом гоморрянами еще в то время, когда проходило печально памятное сдерживание прироста населения. Тотальная роботизация никак не отразилась на образе жизни ученого. Никакому роботу Галакк не доверил бы свой драгоценный рефрактор. Включив механизм слежения, Галакк еженощно просматривал ближайший космос, перед тем как углубиться душой в свое заповедное, ставшее с недавних пор делом его жизни, изучение странной звезды, в системе которой он угадывал обитаемую планету.

Отшельника вполне устраивал его ежедневный протертый суп из водоросли; штабель брикетированной пищи хранился тут же, в углу башни, и существование Галакка омрачалось разве что облаками, закрывавшими время от времени таинственную звезду.

Отдавая всего себя небу, Галакк, естественно, не имел понятия о том, что творилось на его родимой Гоморре. К тому же в последнее время странное поведение Пояса Астероидов целиком завладело его вниманием. В одном месте пояс этот заметно вспучился, получив подобие пряжки. Феномен можно было объяснить прохождением вблизи Гоморры какого-либо космического объекта.

Через несколько дней «пряжку» вырвало с мясом, и впервые от сотворенья мира Пояс Астероидов разомкнулся…

Встревоженный Галакк срочно сообщил данные в Мозговой Центр. Вычисления показали, что, действительно, некий космический объект находится на орбите Гоморры. Само возмущающее влияние объекта — а им оказался большой астероид — не было тем событием, которое в сложившейся обстановке могло бы привлечь внимание общества. Однако дальнейшие выкладки привели к поразительному результату. Выходило, что через несколько недель — день и час уточняется вычислительными устройствами — захваченный Гоморрою астероид неминуемо обрушится на ее поверхность…

«Жители Гоморры!» — этими словами начиналась всякая информация Центра. Но последнее сообщение оказалось поистине историческим. «Жители Гоморры! Через несколько недель — день и час уточняется — Гоморре предстоит пережить столкновение с небесным телом. Мозговой Центр надеется, что страшный удар — место падения астероида вычисляется — сотрясет электронные мозги наших роботов и разрешит наконец эту чудовищную проблему».

Как помнит читатель, с какого-то времени у гоморрян получалось так, что любая попытка улучшить положение дел только ухудшала его. Последнее сообщение Мозгового Центра, как обычно, таило в себе зерно побочной ошибки.

Не только гоморряне имели микроприемники. Сообщение Центра произвело впечатление и на роботов. Пышноволосые начали собираться и перешептываться. Если мимо проходил лысый, бородатые умолкали. Никто не мог предсказать, как разовьются события. Лысые работали на конвейере по инерции, безо всякой охоты, подозрительно следя за делом своих рук, ускользавшим из-под контроля.

Группа роботов, сошедших с конвейера первыми и, значит, сделанных на совесть, образовали свой собственный, Безмозговой Центр. Собравшись, он пришел к выводу, что если астероид врежется, то полетят мозги не только у роботов, но и у самих гоморрян. Надежды простирались еще дальше: за бородатыми признавалась возможность под защитой пышной прически сохранить мозги в нынешнем рабочем порядке, а вот что касается лысых… Да, но как жить дальше? Что будет с планетой?

Гоморряне понимали дело так, что роботы необъяснимо испортились и преступно вышли из-под контроля. Бородатые думали иначе. Копии гоморрян, повторяя изо дня в день сложную кинематику разумной жизни, передавшей им чересчур много функций, просто самоусовершенствовались!

В результате возникла еще одна делегация (вторая за всю историю Гоморры). Безмозговой Центр в полном составе направился к зданию Мозгового.

Просителей пригласили во внутренние покои. Главный Технократ вышел в сопровождении роботизатора Накоя. Пленный изобретатель заметно подался: кожа на лице провисла восковыми складками, глаза померкли, запавшие губы непроизвольно вздрагивали.

— Что вы от нас хотите?

Роботы, совсем как гоморряне, переглянулись, подталкивая друг друга. Вперед вышел Глава Безмозгового Центра и стал напротив Угрона, тем самым показав, что на Гоморре отныне появилось Двуглавие. Бородатый Глава, указывая на лысый череп Угрона, произнес:

— Столкновение с астероидом повлечет сотрясенье мозгов. Но чьих? Вы считаете — наших. Хорошо. А что, если ваших? Тогда это грозит исчезновением жизни. Поэтому мы требуем придать нам способность к воспроизводству.

Вызывающе поглаживая пышную бороду, делегат косился куда-то в сторону. Печальный Накой проследил направление его взгляда и увидел личики двух молодых гоморрянок. Ио, жена Угрона, и его собственная, Эо, стояли возле портьеры, усиленно перемигиваясь.

«Ну что ж, я достаточно стар,— подумал Накой.— В требованиях бородачей есть логика».

— Я бы согласился,— шепнул он повелителю.

Глава Мозгового Центра также проследил направление взгляда Пышноволосого, увидел молодых гоморрянок и погрузился в раздумье. Вдруг лицо его стало флюоресцировать.

— Ни за что! — каркнул он.— Вон отсюда! Один из глашатаев выступил вперед, поднял

Палку и с силой опустил ее на голову делегата. Раздался сухой треск — пластмасса ударила о пластмассу.

Глава Безмозгового Центра слегка присел, но только расхохотался. Он даже не потер ушибленное место. Увидев это, Угрон с ужасом вспомнил о предстоящем падении астероида. «Чьи мозги сотрясутся скорее?»

— Хорошо,— сказал Глава Безмозгового Центра,— мы уйдем. Но знайте: мы вам больше не роботы.

С этой минуты развитие событий на Гоморре начало угрожающе убыстряться. Роботы прекратили всякое обслуживание гоморрян. Гоморряне прекратили работы по ремонту и восстановлению роботов. Тогда бородатые, вооружась пластмассовыми палками, начали гоняться за своими создателями и разбивать их слабые черепа. Гоморряне попрятались. Столовые и склады водорослей оказались для них недоступны. Пышноволосые гоморрянки, напротив, свободно расхаживали по улицам, появляясь иной раз даже в обнимку с бородачами, не терявшими надежду на лучшее будущее.

Дела гоморрян складывались неважно. Забаррикадировавшись чем попало, Мозговой Центр лихорадочно обсуждал положение. Никто не обратил внимания на очередной доклад астронома Галакка. А свиток содержал еще одну важную новость: с участка неба, в котором Галакк угадывал обитаемую планету, начали поступать сигналы! Разумная жизнь предлагала Гоморре установить связь… Но Глава Мозгового Центра раздраженно швырнул доклад в корзину.

Итак, Центр обсуждал положение. Все упиралось в отсутствие шевелюры. Оволосатили роботов на свою голову! Накоя готовы были пустить на распыл.

— Снявши голову, по волосам не плачут,— сказал Интерпретатор Подтак.

Составили план борьбы, в котором главная роль была отведена гоморрянкам. Как ни жалки были их мужья, но все-таки это были мужья, а роботы — все-таки роботы, механическая иллюстрация одного из комплексов неполноценности. Согласно плану, гоморрянки, делая вид, что причесывают дубоватых бородачей, смачивали их шевелюру особым составом, растворявшим пластмассовые волокна.

Облысевших таким образом роботов бородатые принимали за гоморрян и забивали до смерти. Коварный план приносил плоды. Началось самоистребление роботов.

Но и гоморрянам приходилось не лучше. Чуть живые от голода, они угасали в своих норах, и если б не их жены, украдкой кормившие их похищенными со складов брикетами, еще неизвестно, какая половина населения иссякла бы раньше.

Отчаявшись дождаться конца потасовки, многие гоморряне с помощью жен соорудили себе парики и рискнули пробраться к питьевым автоматам. Мозговой Центр снабдил их тяжелыми палками, обязав каждого попутно прихлопнуть хотя бы одного робота.

Как часто бывает в таких случаях, среди гоморрянок нашлась одна не в меру болтливая, и бородатые узнали про историю с париками. Пытаясь уличить замаскированных гоморрян, они принялись рвать друг на друге волосы. В свою очередь, выполняя указания Центра, замаскированные гоморряне сокрушали черепа собратьям, когда те утоляли жажду у питьевых автоматов.

Все перепуталось на Гоморре.

Рукопашные схватки шли с такой яростью, что стало ясно: все будет кончено задолго до вмешательства небесного тела.

Между тем астроном Галакк продолжал принимать сигналы с неизвестной планеты. Тонкие концентрические кольца срывались с неба, словно набрасываемые чьей-то рукой на башню Галакка, как на колышек, они плавно снижались и, достигнув поверхности Гоморры, исчезали. Галакк сидел как завороженный. Он даже забыл о том, что через несколько минут по расчетам Мозгового Центра должен был упасть астероид.

Вдруг огненная полоса осветила окружающий мир. Со страшным грохотом пронесся астероид и скрылся за горизонтом. Через секунду раздался взрыв. Гоморру встряхнуло, и наступила полная тишина — удивительная, бездонная, какой давно не было на этой беспокойной планете.

г. Севастополь

на главную